СОСЕДИ

Прошёл уже год как случилась эта история. История шумная, во всех смыслах, необычная, я бы даже употребил слово резонансная (а употреблять это слово я имею полное право... как физик).

Такие события, редкие, иногда страшные, они удивительным образом вырываются из обыденного контекста не только своим сюжетом, но и тем, какой след они оставляют в сердцах и головах людей. Они делают то, что не под силу целым десятилетиям, а, может, даже и векам – они заставляют нас оглядеться вокруг и увидеть. Что увидеть? Саму жизнь и всех её обитателей, а иногда и себя самого.

Прошлой зимой у нас в дворе убили человека.

Когда я говорю "у нас", я имею ввиду два пятиподъездных дома, стоящих друг напротив друга.

В два часа ночи среди обычной рабочей недели шумная компания решила запустить фейерверки в скверике между этими домами. 

Не знаю, что уж у них там было - день рождения или какой другой праздник, но фейерверками они запаслись основательно. С них-то все и началось.

Я помню, как всю нашу семью разбудили громкие хлопки за окном. Дети застонали в соседней комнате, жена натянула подушку на голову, кот побежал в туалет гадить, а я лежал и смотрел в потолок, ощущая бешеный ритм сердца в груди, ошалевшего спросонья, и думал: "Зачем?"

Хлопки и вспышки продолжались, а я говорил себе: "Ведь они это не специально, они хотели сделать это в десять вечера, на крайний случай, в одиннадцать, но забыли, засиделись. Не пропадать же празднику".

Младший сын, испуганный полусонный пришел в нашу спальню, залез под одеяло, жена обняла его, и они уснули. Фейерверк уже давно закончился, а я все лежал и думал: смог бы я жить в тайге? Потом я начал видеть огромные сосны, покрытые снегом, их гигантские лапы, как руки чудовищ спускались сверху и гладила меня по голове, а я стоял почти по плечи в снегу. То ли снега было очень много, то ли я был очень маленький.

За окном иногда раздавались какие-то крики. А мне казалось, что это в тайге кричат огромные вороны, и воют волки со светящимися глазами. Это на улице выла сирена.

На следующий день мы все узнали, что этой ночью в нашем дворе убили человека. Сначала позвонила соседка Ирочка, потом Верочка, потом моя жена Леночка позвонила Людочке. Толком никто ничего не знал. Высказывались самые невероятные предположения. Так продолжалось два дня, пока к нашей консьержке бабе Шуре не пришел участковый Харавин. Баба Шура по части выуживания информации была куда покруче участкового. Харавин совсем ничего нового не выяснил у бабы Шуры. А вот она у него выяснила всё. Ну, по крайней мере, всё, что знал он.

Когда компания поджигала последнюю коробку с зарядами, со стороны нашего дома к ним стала приближается тёмная фигура. Фигура двигалась быстро, выныривая то и дело из ночного мрака на жёлтые островки света под фонарными столбами.

Несмотря на довольно сильный февральский мороз, человек был в толстовке с накинутым на голову капюшоном, в шортах и шлёпанцах. Дворовые дебоширы начали сначала смеяться и посвистывать. Но тут в руках незнакомца блеснул нож. Нож был большой, его увидели все.

Компания в панике ринулась в сторону своего подъезда на противоположную сторону двора. Девчонки завизжали. В этот момент фитиль догорел, и в ночное морозное небо полетели разноцветные залпы. Никто не заметил, что один из друзей, самый дерзкий и самый пьяный, остался, не побежал домой, а принял бой. Как показала потом медицинская экспертиза, бой был недолгий и состоял из одного удара в сердце. Нападавший вытащил нож, развернулся и пошёл обратно. В какой подъезд он заходил, никто не видел.

В небе раскрывался последний огненный цветок. Весь район ворочался в своих кроватях, закапывал головы в подушки, ругался, повторяя, все как один, заветную мантру: "Чтоб вы сдохли!" 

 - Вот, ведь, до чего довели людей! - кричала баба Шура, стоя у подъезда. Это было на следующий день после прихода участкового.

Я шёл на работу. Ещё только начинало светать, а у подъезда уже стояла кучка любопытных соседей, желающих получать новости прямо из рупора совести. 

 - Довели людей до белого каления. Ни днём, ни ночью покоя нет! - баба Шура раскидывала жесты, чем-то напоминающие ленинские, - и вот результат- кухонным ножом прямёхонько в сердце. Ночью встать, схватить нож и побежать на улицу в одних трусах. Вы представляете?

Я торопливо поднял ворот своего пальто и повернул за угол. Это был не тот угол, за который мне надо было повернуть, но я все равно ускорил шаг и готов был подбросить себе лишних сто метров в дистанцию. Главное было поскорее уйти от своего подъезда и от всего нашего дома, который теперь для меня стал местом тревоги.

"Интересно, откуда она знает, что это был именно кухонный нож", - думал я. "Неужели ей показали результаты экспертизы? Хотя, если это баба Шура, тут я ничему не удивлюсь."

Не доходя до автобусной остановки, я притормозил. Мои мысли меня остановили.

"Он даже не надел штаны, так торопился ! Кто это мог быть? Ведь это кто-то из наших!"

Я знал многих в нашем доме. Когда-то я знал всех. Ведь я здесь вырос. У нас был вполне благополучный двор, даже район. В восьмидесятые квартиры здесь давали деятелям культуры, военным, научным работникам. Те времена неумолимо уходили в прошлое. Всё чаще в подъезде встречались люди, которые не здоровались со мной.

Многие уехали, поменяли квартиры. Нашлись такие торопыги, кто умер от передозы или в аварии. Бывало всякое. Но чего у нас точно не было, так это убийств.

 - Братан, здорова! - я почувствовал тяжелый удар по своему плечу. У меня даже зазвенело в ушах. Я испытал не то, чтобы страх, а какую-то растерянность, как человек, которого толкнули воду, а он при этом не успел сгруппироваться.

Передо мной стоял мой сосед Николай. Я его называл школьным товарищем, хотя в одной школе мы никогда не учились. Тем не менее, он был мой ровесник, давний приятель -мужик огромного роста, фигурой походивший если не на самого снежного человека, то точно на кого-то из его родственников. При этом у Коли было совершенно добродушное милейшее белое лицо, покрытое веснушками. Коля почти всегда улыбался. Даже сейчас морозным утром, когда, казалось бы, улыбки должны быть запрещены на законодательном уровне, потому что они нарушают все законы бытия.

 - Ты к метро? - как всегда громко и радостно спросил меня Коля.

 - Да, к метро, - не сразу и, даже как-то засомневавшись, ответил я.

 - Тогда, поедем вместе, - радостно констатировал Николай и опять хлопнул меня по плечу.

Мне показалось, что после второго удара у меня точно сместились все позвонки, которые не успели сместится после первого. Я неловко подёргал руками, словно проверяя, двигаются ли они, потом проверил ноги. Ноги двигались, и я зашагал в сторону остановки.

Даже по хрусту снега за моей спиной я слышал, как размашисто уверенно и бодро шагает Николай.

 - Как тебе новости? - крикнул он мне в спину.

Я сразу понял, о чем он спрашивает, но отвечать не спешил. Сначала мы перешли улицу, дошли до остановки, встали рядом и, опять поправив воротник своего стеганного и ужасно нетёплого пальто, стараясь придать своему лицу немного печальное выражение, я ответил:

 - Никогда не думал, что доживём до таких событий в нашем дворе.

 - Ну, это хорошо, что мы дожили, - с нескрываемый улыбкой констатировал Николай, - а кто-то не дожил. 

Я настороженно посмотрел на Николая. Коля стоял большой широкоплечий в распахнутой настежь дубленке, и от него шел пар. Коля улыбался.

"Какое странное доброе лицо у него", - думал я.

Подъехала маршрутка, нам надо было садиться. На остановке стояло много людей, но когда к открывшимся дверям небольшого автобуса подошел Коля, народ невольно расступился и пропустил его вперёд. Подхватив меня под локоть как барышню, Коля внёс меня внутрь и поставил рядом с собой. Двери закрылись, народ утрамбовался и начал активно дышать, наполняя автобус тёплым человеческим туманом.

 - Да, история будь здоров! - громко на весь автобус произнёс Коля, - А ты сам, как думаешь, кто убил?

Мне показалось, что после этих слов мотор автобуса стал работать тише, он также как и все пассажиры, которые сейчас затаили дыхание, ждал моего ответа - кто убил?

Я стоял очень близко к Коле и смотрел ему прямо в грудь. Поднять голову мне было тяжело, поэтому я поднял вверх только глаза.

 - Как я могу что-то думать, - ответил я, - я же не следователь.

 - А я вот многих подозреваю, - громко произнёс Коля, - у нас хороших людей в доме полно.

В этот момент автобус резко остановился, и я уткнулся носом в Колину грудь.

 - Эээ..., - застонал я, - это как-то неправильно, вот так поощрять преступление.

 - Какое же это преступление? Нечего было хороших людей по ночам будить!

Автобус тронулся. Люди внутри как одуванчики одновременно качнули головами. 

 - Ну, да, - непонятно что констатировал я.

 - Да, да! - подтвердил Коля.

Ещё пару минут, и мы вывалились наружу у метро.

 - Я пойду, куплю сигареты, - сказал я и сделал несколько торопливых шагов куда-то в сторону.

 - Ты что, так и не бросил курить? - закричал как обычно на всю улицу Коля.

 - Опять начал!

И я махнул рукой, как в моих воспоминаниях это делали герои советских фильмов, уходя навсегда, повернулся и быстро, так, словно я знал, куда идти, пошагал прочь от метро. Хоть времени на очередную петлю у меня совсем не было, но я опять смалодушничал. Я просто не готов был больше находиться в компании этого доброго человека.

Я обежал сквер и вернулся к станции. В какой-то момент у меня мелькнула в голове мысль и вовсе не пойти сегодня на работу. Я чувствовал себя странно, точно я заболел.

Но в метро я все уже спустился. По дороге в контору и весь рабочий день я то и дело вздрагивал, услышав чей-то громкий голос или хохот.

А дома, когда я лёг спать, мне снилось, как из плотного ночного мрака, похожего на кисель, на меня неумолимо и бесконечно наступается гигантская Колина фигура, а в руке у Коли огромный нож, даже не нож, а мачете.

 - Что ты обо всём этом думаешь?

Я сидел утром на кухне измученный, а жена насыпала детям сухой завтрак в тарелки, похожие на собачьи миски. Да и сами шоколадные шарики напоминали собачий корм.

 - Ты о чём? - переспросила Леночка, - круасанчик хочешь? - спросила она ласково. И тут же, не изменяя позы и выражение лица, даже не поворачивая головы, заорала:

 - Дети, завтракать!

Мне показалось, что чашка с кофе треснула у меня в руках.

 - Так, о чём ты спрашивал, дорогой?

 - Я... я про эти события у нас во дворе. Баба Шура говорила вчера...

 - А, да, - перебила меня Леночка, - тётя Галя, которая живёт в одном подъезде с Виталиком и Ларисой, это те, которые друзья Шмаковых, мы встретились вчера в магазине, сказала, что жена Дениса как будто узнала нападавшего, и он похож на кого-то из нашего дома.

 - С кем встретились вчера в магазине? Кто? - зачем-то спросил я и замотал головой. 

 - Какая разница? - Лена посмотрела на меня с недоумением.

 - Да, действительно, - и я замолчал.

Но через минуту всё-таки переспросил:

 - Разве с самого начала не было понятно, что это кто-то из нашего дома? Если человек вышел с этой стороны в трусах и в шлёпанцах и вернулся сюда же. Не мог же он в трусах пришлёпать из Воронежа?

Лена с каким-то подозрением взглянула на меня:

 - А зачем ты меня спрашиваешь, если сам всё знаешь? - это прозвучало уже с обидой.

 - Ты! Лично ты что сама думаешь? Кто это мог быть? - я тоже заговорил с раздражением.

 - Да кто угодно!

Её уверенность и та простота, с которой она фактически повторила слова Коли, ошеломили меня.

 - Как, кто угодно? Лена, ты в своем уме? Ты считаешь, что кто угодно мог выйти ночью в шлёпанцах с кухонным ножом и убить человека?

 - Но ты же знаешь, какой у нас народ! - уже во весь голос закричала Лена.

 - Какой? - закричал я в ответ.

 - Непредсказуемый!

 - Лена, непредсказуемый - это когда человек всю жизнь любил курицу, а потом пришел в ресторан и вдруг заказал свинину.

 - Или рыбу, - поправила меня Лена.

 - Да, или рыбу. Хотя, при чём здесь рыба, Лена?

На кухню зашли дети. Заспанные, взлохмаченные в помятых пижамах они были похожи на беженцев. Они кривились и кряхтели, но все же сели за стол и начали ковырять ложками свой комбикорм.

 - Вот, например, Поповы, - заговорила Лена вкрадчиво, - такая, вроде, приличная семья, такие все интеллигенты, ещё и других воспитывают, объявления клеят в подъезде. Мусор им, видите ли, мешает. А он её бьёт.

 - Кто? Кого? - я даже привстал со стула.

 - Сергей Катю, - страшным шёпотом констатировала Лена, - Катя мне сама говорила. Ну... - тут она замялась, - не совсем говорила, намекала.

 - Намекала? Это как?

 - Говорила, что Сергей у неё вспыльчивый, что его лучше не злить.

 - И?

 - И всё.

Я не знал, что на это ответить. Я просто таращил глаза на свою жену и в растерянности крутил чашку.

С таким нагромождением информации я просто устал бороться.

А моя супруга вытирала полотенцем тарелку и смотрела на меня презрительно. На её лице было написано: "Какой же ты тупой, всё тебе надо разжевывать".

 - Я лучше пойду, - ответил я обреченно. С этими словами, сказанными с той же интонацией, скорее всего уходило ордынское войско после стояния на реке Угре.

Весь день у меня было плохое настроение и низкое давление. Меня подташнивало и хотелось спать. Волнами накатывали сентиментальные картины, я вспоминал нашу дворовую компанию, наши дружеские посиделки и приключения, бесконечные глупости, которые мы делали вместе. После обеденного перерыва и тарелки борща я даже почувствовал, что на одном глазу у меня навернулась слеза.

Я любил нашу молодость, наш двор. Для меня он был символом светлого покоя, чего-то такого, где я всегда могу найти укрытие от любых жизненных невзгод. Я не был наивен и прекрасно понимал, что жизнь должна меняться, иначе нарушится её основной закон движения. Но мне становилось страшно от того, с какой скоростью происходило это движение, я чувствовал себя безнадёжно старым, глупым, ненужным.

Но вечером этого же дня я узнал, что очень даже нужен и не кому-нибудь, а нашему участковому Харавину.

Баба Шура преградила мне путь к лифту:

 - Славик! Славик! Тебя ищет полиция!

Более жестоко и лаконично сказать было просто невозможно.

Мне показалось, что на какое-то мгновение я даже потерял сознание.

 - Приходил Харавин днём, ходил тут по квартирам. А потом ко мне подошёл. Спросил, где из двадцатой квартиры Вячеслав Алексеев. Я ответила - на работе. Ты же на работе был, Славик? Он сказал, в девять завтра вернётся. Просил его подождать и на работу не уходить.

Баба Шура прищурила глаза, и оценивающе окинула меня сканирующим взглядом с ног до головы, как терминатор, проверяя на наркотики, оружие и дурные мысли.

Но мыслей у меня в голове не было никаких. Я был в шоке.

 - Я понял, - промямлил я и на вялых ногах пополз к лифту.

Я боялся ещё что-то спросить и задержаться здесь, на площадке первого этажа, хоть на секунду. В любой момент в подъезд могли зайти мои соседи, и баба Шура им тут же сообщит, что меня разыскивает полиция. А потом ещё выскажет свои предположения - зачем и почему.

"Зачем и почему?" - меня эти вопросы очень волновали, но не в интерпретации маленького Ленина с хитрым прищуром и в пуховом платке.

 - Ерунда какая-то, - пробормотал я и закрылся в лифте. 

 - Меня участковый разыскивал.

 - Да? Интересно! - обрадовалась Лена, встречая меня в клубах кухонного пара с ароматом рыбных котлет.

 - Я не понимаю, что ему от меня нужно?

 - А что ты так переживаешь? Он просто поговорит с тобой, поспрашивает.

 - О чем?

 - Да откуда ж я знаю? Понятно - об убийстве этом. 

 - Господи, Лена, что я знаю об этом убийстве?

 - Может, чего и знаешь. Полиции виднее.

Она была так воодушевлена и радостна, что я окончательно почувствовал себя идиотом.

Лена убежала на кухню и уже оттуда, перекрикивая жужжание вытяжки добавила:

 - Вот он будет тебя спрашивать, как и что у нас тут в доме происходит, а ты ему расскажи про Сергея и Катю, пусть проверит. Мы и узнаем, правда это или нет.

 - Господи, Лена, - застонал я.

Но она меня уже не слышала. А я снял ботинки, повесил своё тоненькое стёганное пальто на вешалку и ушёл в спальню.

В спальне была открыта форточка, было свежо и не пахло рыбой.

Рыбные котлеты я так и не попробовал, весь вечер провалялся на кровати, пытался читать Стругацких, иногда вставал и смотрел в окно на тёмный, почти неосвещённый двор. Во дворе двигались тени, напоминавшие стаи бродячих собак – это люди спешили домой после работы.

"Всё-таки я заболел" - убедил себя я и в начале десятого лёг в постель и почему-то сразу уснул.

Ночью мне опять снились кошмары, но Коля уже не снился. Я видел себя стоящим на огромной стене, напоминавшей Великую Китайскую. С одной стороны она уходила в бездонную пропасть, а с другой какие-то люди карабкались наверх, и я понимал, что скоро они меня схватят. Порывы холодного ветра срывали меня со стены в пропасти. Мне было очень страшно, и я проснулся.

Оказалось, форточку я так и не закрыл, и ночная метель насыпала на шторы и на подоконник снег. Жена укрылась и своим, и моим одеялом, ей было тепло и уютно. Она даже слегка улыбалась во сне, наверное, в этот момент ей снились сотни маленьких панд, которые тепло и ласково обнимали её.

Время было пять утра, я понял, что уже не усну, и пошёл на кухню, заварил кофе и стал ждать участкового, спокойно, без лишних эмоций, как смертники ждут приведение приговора в исполнение.

 Харавин пришел ровно в девять. Очень высокий худой молодой человек с серым вытянутым лицом, с тёмными кругами под глазами, то ли от недосыпа, то ли от болезни, наш участковый был всегда хмур, сдержан в словах и эмоциях. Я его видел несколько раз на общественных мероприятиях и на собраниях нашего дома. У меня он всегда почему-то ассоциировался с неразрешимой проблемой или даже трагедией. Я его побаивался.

Харавин чуть слышно поздоровался, постучал ногами по коврику и сказал, что ботинки снимать не будет.

- Конечно, конечно, проходите на кухню.

Жена заблаговременно спряталась в спальне, но я всё же закрыл дверь на кухню тоже.

Харавин попросил показать мой паспорт для удостоверения личности, движение его были вялыми и незаконченными, как будто он вот-вот вообще становится и выключится.

- Вячеслав Евгеньевич, - наконец заговорил он, - Я думаю, вы догадываетесь, что я пришел к вам касательно дела об убийстве гражданина Юрочкина.

 - Его фамилия Юрочкин? - почему-то переспросил я.

Мне эта фамилия показалась очень забавной и милой, совсем неподходящей для кровавой драмы.

 - Так вот, - продолжил, не обращая внимания на мои слова Харамов, - Вячеслав Евгеньевич, скажите, какие у вас отношения с соседями?

Я старался сохранить максимально спокойное лицо, не показывать, что я нервничаю или удивляюсь. Но краснеть я всё-таки начал.

- У меня очень хорошие отношения с соседями.

- У вас не было ссор, конфликтов, бытовых претензий?

- Вы знаете, я с самого рождения уже сорок пять лет живу в этом доме. У нас были ссоры, когда нам было по четырнадцать лет, даже драки, но я дума, это не в счёт?

- Это не в счёт, -  спокойной подтвердил Харавин, водя по кухне невидящим взглядом.

 - А какие у вас отношения в семье, Вячеслав Евгеньевич?

- В семье? - я всё хуже и хуже сдерживал своё волнение, мои руки затряслись и я спрятал их под стол, - В каком смысле?

- Какие у вас отношения с супругой?

- С супругой?

- Да. У меня есть информация, что вы конфликтуйте, и что у вас были случаи применения вами физической силы в отношении вашей жены.

После этих слов блуждающий взгляд Харавина внезапно остановился на моем лице. Меня аж откинуло на спинку стула.

 - Я?

Это был не вопрос. Это был протяжный жалобный стон.

Харавин не сводил с меня своих чёрных глаз.

 - Я? - опять застонал я.

- Вы бьёте свою жену? - вдруг выпалил Харавин, уставший, видимо, от моих бессмысленных стонов.

- Ни в коем случае! Что значит, "информация"? Какая информация? Откуда вы это взяли? -забормотал я.

- Ваши соседи... подруга, с которой общается ваша жена, сообщила, что ваша супруга жаловалась ей...

Вдруг в этот момент распахнулась дверь кухни, распахнулась с такой невероятной силой и скоростью, что порывом воздуха нас с Харавиным чуть не сдуло со стульев. Оказывается, всё это время за дверью стояла и подслушивала Леночка. Она ворвалась в бигудях и в пижаме с пингвинами, разъярённая и страшная как Сцилла и Харибда в одном лице.

 - Это вам Катьяка Попова сказала? - заорала Лена прямо в лицо Харавина. Его чёрные глаза-лазеры погасли и опять стали мутными. Он молчал.

- Отвечайте, это Катька вам сказала, тупая овца? Её саму муж бьет! Это она от зависти, понимаете, от зависти!

Харавин потянулся куда-то правой рукой, и мне вдруг показалось, что он хочет достать из кобуры пистолет.

- Лена, не надо! - безнадёжно попросил я.

- Что не надо? -  гневно крикнула мне Леночка и стукнуло кулаком по столу, - Вы посмотрите, - опять повернулась она к Харавину, - посмотрите, ну! Кого он может бить?

- Я пока ещё никого не обвиняю, - наконец заговорил Харавин, - моя задача собирать информацию, - он говорил так, словно оправдывался, - я должен передать информацию в следственный комитет, понимаете? Дело-то серьезное. Вот вы мне сообщили относительно Поповых, я сейчас тоже эту информацию зафиксирую.

- Да, да! Зафиксируйте!

- Тем не менее, я рад, что у вас в семье все благополучно, - произнёс участковый и взглянул на меня сочувствующе.

Он достал планшет, поводил по нему пальцем буквально несколько секунд, скорее всего для видимости, и начал собираться.

- Если у вас будет какая-то информация, обязательно обращайтесь ко мне. Вот моя визитка, - он протянул мне белую карточку, когда мы стояли в коридоре.

Но Лена движением кобры выхватила визитку из рук участкового:

- Хорошо, я обязательно к вам зайду, - сказала она. Мне есть, что вам рассказать.

- Вообще-то я скоро ухожу со службы, - сказал Харавин и первый раз на моей памяти улыбнулся, -так что, возможно, вместо меня будет другой инспектор.

- Да? - искренне огорчилась Лена, - А что так?

- Знаете, честно, очень тяжело. Работа сложная. Работа с людьми, понимаете? Хуже этого нет ничего. - сказал Харавин и вышел к лифту, - Всего хорошего!

 - До свидания! Спасибо! - крикнул я ему вслед, но он уже не повернулся.

Честно признаюсь, все эти события очень сильно повлияли на мою психику, я действительно заболел и в этот день, и последующую неделю на работу не ходил. У меня даже поднялась высокая температура. Приходил на дом врач, он внимательно слушал мои лёгкие, боясь развития пневмонии, и никак не мог понять, что со мной случилось.

Лена перестала общаться с Катей, хотя с её мужем Сергеем мы периодически встречались в подъезде, любезно здоровались и обменивались формальными вопросами. Но в гости ходить друг другу мы уже не могли. После этого случая многие соседи перестали ходить друг другу в гости. Шумные праздники и фейерверки вообще стали под запретом. Только баба Шура исправно получала и распространяла новости, пусть даже их и стало намного меньше.

Убийцу Юрочкина так и не нашли, хотя формально расследование ещё продолжается. Харавин всё-таки ушел со службы. Теперь вместо него работает девушка-инспектор, говорят, очень милая, она заканчивает аспирантуру и пишет диссертацию о развитии гуманизма. Пока она не уволилась, надо успеть с ней познакомиться.

 АК