Фрида и Диего. Бесконечная история или истерия?
Мне кажется, я познавала историю Фриды и Диего всю свою жизнь, сколько себя помню. В семь лет я приехала в Мексику, и первое, куда нас с родителями повели представители Советского посольства - в здание Министерства просвещения и Национальный дворец на площади Сокало в центре Мехико. И первое мексиканское имя, которое было произнесено и произнесено с благоговейным придыхания - это имя Диего Ривера.
То, что Ривера это полубог - получеловек в мексиканской культуре, мне стало ясно ещё на этапе подготовки к посещению главных арт-объектов мексиканской столицы. То, что он был признан таковым ещё при жизни, стало понятно, когда мы попали внутрь. Только представьте, ему было всего тридцать семь лет, а его пригласили расписывать здание Министерства просвещения. Тысячи квадратных метров фресок, полная свобода жанра и стиля. Надо отдать должное тогдашним заказчикам из правительства, не побоявшимся дать Диего свободу слова и разместить эту смесь традиционной индейской живописи и комиксов на стенах главных административных зданий в стране.
Я видела своими глазами. Я не просто видела, а рассматривала весь этот калейдоскоп - безумную тусовку исторических событий и личностей, где Диего поселил и индейскую племенную культуру, и ужасы конкисты, и Владимира Ильича Ленина. Год за годом, приходя снова и снова в Национальный дворец (благо время у меня было), я убеждалась, что Ривера отчаянный метеорит, летевший всю свою жизнь упорно и яростно вперёд и только вперёд.
Десятилетия - так можно скромно очертить период прибывания моей семьи в Мексике - имя Диего Ривера продолжало звучать обязательным голосом в каждом разговоре о мировой культуре (уже не только мексиканской).
А как же Фрида?
А Фрида всегда была оригинальным дополнением к Диего. Сами мексиканцы так видели её.
При жизни у неё была только одна большая персональная выставка.
Да, она была активным творческим персонажем, но её славу невозможно было сравнить со славой Диего...
До недавнего времени.
Что же произошло?
На мой взгляд, произошло удивительное не только для культурной, но и для общественной жизни, восстановление справедливости.
Да, это мой личный взгляд, и он основан на чём-то, хотя какая разница, мы же не в суде. Было много книг и просто статей, посещение музеев и выставок в разных странах, просмотр фильмов (спасибо Сэлме Хайек за продюсерскую и актерскую работу в фильме Фрида, именно этот фильм положил начало тому самому культурному и общечеловеческому реваншу).
И вот, в результате, я знаю, что...
Фрида всю жизнь любила Диего. Любила болезненно и истерично, но неизбежно.
Диего любил Фриду и, безусловно, уважал её и как личность, и как автора, но был хронически болен эгоцентризмом и раздолбайством (пожалуйста, только не смотрите на его фотографии, этот тот самый случай, когда внешность не говорит о характере и личности совершенно ничего).
Фрида и Диего ходили кругами друг за другом и друг от друга всю свою жизнь, но круг этот всегда был замкнут. Из него никогда не было выхода наружу.
Только смерть.
Жизнь Фриды была во многом подчинена личности великого супруга (дважды супруга), но она никогда не была производной. Это подчинение выражалось скорее в виде психологической зависимости, вроде алкогольной, которая у нее тоже была.
Но её уникальный острый ум, которым восхищался даже Троцкий, её стремление к индивидуальности, невероятная сила духа, авантюризм, взбалмошность - всё это было каркасом помощнее медицинских корсетов, сжимавших её тело.
Никогда не учившаяся живописи, Фрида начала творить ещё до трагедии, покалечившей её тело и её жизнь. Её живопись никогда не нуждалась в чьём-то одобрении или форматировании. Она писала ярко, явно, словно подходила к собеседнику и начинала кричать ему прямо в лицо.
Увы, чем дальше, тем чаще ей приходилось кричать... от боли.
Её символизм страшен своей открытостью. Аборт, потом потеря ребёнка, операции, больницы, бинты, корсеты, измены Диего, предательство сестры и бесконечная физическая боль - оно всё написано буквально и потому невероятно страшно.
Гораздо позже появятся в искусстве авторы, пугающие своей "репортажной" прямотой, типа "бухать-блевать" у Буковски.
Но Фрида была задолго до всего этого ажиотажа по искренности. В то, время, когда Диего рисовал мексиканских рабочих, она рисовала свои кишки, вывернутые наружу. Смерть, такая близкая и понятная ей, смерть, которую воспевает традиционная мексиканская культура, такая далекая и непонятная нам, выглядывает с каждого её полотна, и ты вдруг понимаешь, что эти мексиканские черепа, они и твои черепа тоже. А значит, и эти цветы в волосах, и эти шарфы, и эти бусы...
И женщины оборачивают себя в образ Фриды - женская боль, борьба за своё я, желание любить и жить - этот стиль стал узнаваем до секундной вспышки. Одеться как Фрида, уложить волосы как Фрида.
И монобровь...
По всему миру уличные художники рисуют на стенах её портреты, а дети и взрослые, проходя мимо, произносят, не задумываясь: Фрида.
Её имя стало отдельным направлением не только в живописи, но и в искусстве в целом.
И сейчас, когда она приехала в Москву, её полотна висят в бронированных саркофагах, застрахованные на миллионы долларов.
А Диего...
А Диего висит рядом без всяких специальных кофров и бронированных стёкол. Его залы полупусты.
Его соцреализм всё такой же социальный, только уже не совсем реальный. Словно его комета продолжает лететь, но теперь она отдаляется от Земли.
Но мне почему-то кажется, что далеко ему всё равно не улететь... от неё.
Александра Кириллова