РОЗА

Роза. Когда она первый раз произнесла свое имя, мне показалось, что я услышала не слово, а тихий стон или короткий, но сильный выдох, вырвавшийся наружу из приоткрытого рта.

Гортанное Р, напоминающее скорее нашу букву Х, превратило короткое банальное слово в чувственное дыхание, в жужжание пчелы, в шёпот ветра: "Хозе", как-то так, но совсем не так.

Я попыталась произнести её имя, как это сделала она, но ни с третьей, ни с четвёртой попытки у меня не получилось ни гортанного пения, ни нежного выдоха. Звучало так, будто я кашляю.

Тогда я сказала, что буду называть её по-русски "Роза", и она согласилась.

Я ждала свою итальянскую подругу, а это был самый ближайший бар к моей гостинице. Он не очень походил на бар, скорее на квартиру, в которой открыли настежь окна и двери. Внутри было темно, стояла какая-то мебель: диваны, несколько деревянных столов, книжный шкаф. Только по крану с разливным пивом я поняла, что это действительно бар.

Я сделала заказ и села за столик на улице. Кроме меня посетителей не было.

Я ждала своё пиво с нетерпением, потому что просто банально хотела пить. Меня измотал долгий перелёт, потом часовая очередь на паспортном контроле, такая же очередь на такси. Европа не всегда радушно встречает туристов.

Роза принесла мне мой бокал, но почему-то не поставила его на стол, а зависла надо мной, улыбаясь. Она стояла такая маленькая и тоненькая, мне стало вдруг неловко, я подумала, что передо мной стоит ребёнок.

Я не понимала, почему она улыбается, да ещё так искренне. Какие у них здесь правила, и что вообще здесь происходит, мне было неведомо.

Как любой турист, приезжающий впервые в новую страну, я чувствовала небольшую неловкость и рассчитывала только на свою смекалку.

Но она просто назвала своё имя.

Потом она спросила, как меня зовут. Я представилась.

- Откуда ты? - спросила Роза.

- Я из Москвы. Из России, - на всякий случай добавила я.

- Ты давно в Лиссабоне?

- Нет, я только приехала.

- Тогда, добро пожаловать.

Уже через пару дней я узнала, что не только для Лиссабона, но для большинства португальцев это нормально - разговаривать с людьми как с людьми, даже если они клиенты. Вот и в первый раз, когда Роза заговорила со мной, это выглядело странно, очень непривычно, словно мы давно знакомы, и я в самом деле зашла в её квартиру посидеть и поболтать. Никакого жеманства, высокомерия, которое так часто встречается в Испании или в Италии, никакой немецкой холодности или русской брезгливости.

Это маленькая девушка с чёрными кудряшками показалась мне чудной и забавной. Я пригласила её сесть рядом мы начали разговаривать. Мы говорили на английском, уровень владения языком у нас был приблизительно одинаковый, это устраняло неловкость общения. Когда мне нужно было найти правильное слово, я просто спрашивала Розу, и мы вместе искали и находили его, а потом его аналоги на португальском и на русском.

Розе было двадцать один. В этом баре она работала три дня в неделю, всё остальное время сидела дома, потому что не могла найти хорошую работу. Она закончила курсы социальных работников и уже много раз ходила на собеседования, но приглашений не было.

- Я не хочу сидеть дома. Чтобы хоть чем-то заняться, пошла работать сюда. Здесь я получаю два с половиной евро в час.

У Розы были коротко стриженные тёмные слегка вьющиеся волосы, они всё время падали на лицо и было трудно разглядеть её черты. Я сразу заметила что, у неё нетипичная для португальцев светлая кожа, белее чем моя. Я не удержалась и спросила её об этом.

- У меня отец датчанин, а мама португалка.

Слишком сложно и даже неэтично было спрашивать её об этом союзе. Я только спросила, хотела бы она жить в Дании.

- Не знаю. Я никогда не думала об этом. Я всегда жила в Лиссабоне и мне нравится моя жизнь.

Она говорила и всё время улыбалась.

- Весь мир хочет куда-то переехать, - сказала я, - кто-то хочет переехать жить из Восточной Европы в Западную, итальянцы хотят жить в Англии, а немцы покупают дома в Италии.

- Они, наверное, очень несчастны, - сказала Роза уже без улыбки, - если хотят уехать из своего родного дома, - потом помолчала и добавила, - навсегда.

Мне позвонила Лаура, пора было идти встречать ее.

- Я пойду с тобой. Можно?

Я растерялась.

Мы не виделись с Лаурой три месяца. Последний раз мы встречались в Москве, когда она приезжала в командировку от своей радиостанции освещать выборы нашего президента. Тогда был холодный март, суета и очень мало нормального общения.

Вот так мы и оказались в Лиссабоне на четыре дня, не найдя на карте более далекой точки от наших проблем, в надежде увидеть океан и поговорить друг с другом.

И тут я представила, что встречу Лауру уже с новой знакомой. Забавная ситуация.

Но я согласилась.

- Пойдём. А как же бар?

- Я его закрою. Подожди одну минуту.

- Разве пришло время его закрывать? - Нет, но это не проблема, - ответила радостно Роза и убежала за ключами.

- Не проблема, - повторила я вслух, словно отвечая на сотни своих вопросов.

В меня, похоже, начал вселяться дух Лиссабона: я становилась спокойной, безразличной к будущему, что значит - беспечной или по-другому - счастливой.

Погода была солнечная, немного ветреная. На завтра обещали шторм с океана, но сегодня было очень тепло, и после холодной Москвы, где меня провожал лёгкий утренний снежок, сейчас подставлять свое лицо и голые плечи под тёплые солнечные лучи, казалось невообразимым чудом. Я щурилась, но продолжала поднимать свое лицо к небу. Солнце... как мало его у нас на севере.

Моя гостиница и бар Розы находились почти на самой вершине холма района Альфама. В разные стороны, куда не посмотри, как ручьи разбегались узкие улицы. Я только сейчас удивилась тому, что такси, которое меня сюда привезло, смогло протиснуться между маленькими кособокими домами, в некоторых местах весьма небрежно выступающими почти на середину улицы.

Людей вокруг было очень мало. Из овощного магазинчика напротив то и дело выходила пожилая женщина, видимо, хозяйка, она останавливалась у порога, доставала пачку сигарет, разглядывала её и прятала обратно, потом поворачивалась и хриплым низким голосом что-то кричала в темноту магазина, продолжая спор с невидимым собеседником. Она уходила внутрь и возвращалась снова на свет, так и не закурив ни разу.

- В этом районе очень мало туристов, - Роза уже закрыла дверь и стояла за моей спиной, - сюда тяжело добраться, люди обычно не селятся на вершине холма. Ты специально выбрала это место?

- Нет, но, судя по всему, выбор был удачный.

- Это ты решишь вечером, когда пешком поднимешься обратно, - она засмеялась, - а теперь пойдём вниз.

И мы пошли. Скорее, полетели, едва касаясь ногами чёрно-белой брусчатки.

Поворот, ступени, дальше узкий, похожий на длинный коридор проход в маленький садик, вокруг море цветов диких и беспорядочных, опять ступени и опять чёрно-белая чешуя изгибающейся в разные стороны змеи, она бежит вниз, она бежит к воде, чтобы напиться. Женщины вешают белье, старые пьянчужки забились в прохладный уголок и хихикают, глядя как играют котята у их ног, девушки разговаривают, высунувшись каждая из своего окна, а внизу пробегают мальчишки и начинают их дразнить.

- Подожди, я хочу тебе кое-что показать, - Роза остановила меня на маленькой площади, больше похожей на лестничную площадку. Вокруг десяток разноцветных дверей узких и широких. Одни из них вели прямиком в квартиры, другие были дверями магазинов.

- Вот здесь. Роза подвела меня к зелёным воротам с нарисованными на них без особого усердия масляной краской вензелями. Она потянула за круглое чугунное кольцо, дверь приоткрылась совсем чуть-чуть, и тут же в образовавшемся просвете появилось лицо старика, смуглое и сморщенное. Я сделала шаг назад от неожиданности.

- Шауж-жеуш-иуш-ша, - заговорила по португальски Роза.

- Э-э-э! - отвечал ей добродушно старик, - Эуш-шау-ша!

"Господи, какая прелесть!" - я стояла рядом и с удивлением наблюдала, а главное - слушала, как разговаривают по португальски. "Сплошные Ш и Ж. Но так мелодично".

Старик толкнул ворота и вышел к нам из темноты. Солнце тут же обнаружило и подожгло белым пламенем его торчащие во все стороны седые волосы. Он улыбнулся и показал такие же белые идеально ровные зубы. Это был какой-то сказочный волшебник или гном. Я не сразу заметила, что одет он очень бедно: штаны его были потёртые, рубашка выцветшая, а ботинки, купленные, по всей видимости, ещё при Салазаре, переломились пополам.

Старик сделал нам знак рукой и поковылял на противоположную сторону площади. Мы пошли за ним.

- Я ищу одно место, - наконец решила объяснить мне Роза, - это семейная таверна, где уже двести лет по одному и тому же рецепту делают вишнёвый ликёр.

Лабиринт улиц, зеленые ворота, белокурый гном, вишнёвый ликёр - всё сходится. Ничего необычного. Я просто одобрительно кивнула и продолжила следовать за сказочным сюжетом.

Мы подошли к похожим зелёным воротам, только открытым. Внутри был совсем маленький бар - пару квадратных метров. На барной стойке, на полу, на многочисленных полках стояли стеклянные бутылки: маленькие, большие, огромные без всякого соблюдения порядка и без этикеток. Все они были приблизительно на половину заполнены ягодами. В некоторых ягоды были ещё красные, в других уже побледнели.

Старик заговорил с мужчиной за барной стойкой. Он показывал на нас и улыбался. Мы с Розой молчаливо ждали. Я так вообще ничего не понимала - опять сплошные Ш и Ж.

Мужчина поставил на барную стойку три рюмочки и разлил в них из большой бутылки тёмный напиток. Старик достал из кармана пару монет и положил рядом.

- Что он делает? - спросила я у Розы.

- Похоже, он хочет нас угостить, - неуверенно ответила она.

- Зачем?

- Не знаю, - спокойно пожала плечами Роза, - наверное, мы ему понравились.

- Скажи ему, что я отдам деньги.

Роза произнесла что-то по португальски.

Старик замахал руками, сердито замотал головой: нет, нет! Он подал нам наши рюмки, взял свою, поднёс её аккуратно к губам и поцеловал как ребёнка. На его губах остались капли тягучего напитка. Он облизал губы, заулыбался, поднял рюмку, давая нам знак, что мы должны сделать тоже самое.

Напиток был очень сладкий, запах алкоголя почти не чувствовался, но очень чувствовался аромат ягод, невероятно напоминающий бабушкино вишнёвое варенье.

- Ммммм, - застонала я.

- Оооо! - одобрительно закивал дед.

Это всё напоминало какое-то таинство причастия или посвящения. Я почувствовала как проваливаюсь, но не вниз, а во все стороны сразу, растворяюсь в пространстве, моё тело теряет вес, а голова память. Я пьянею.

Роза пила по глоточку ликёр и разговаривала с мужчинами. Я услышала как она произнесла слово "Москва", после чего мужчины восторженно заохали, старик протянул мне руку, я пожала её и попыталась произнести "Обригада", то есть, спасибо.

- Окей, нам пора! - Роза хлопнула меня по плечу, - твоя подруга будет злиться.

И тут я вспомнила про Лауру.

Опаздывать - это лучшее, чему я научилась в жизни. И вот, мы опять летим, перепрыгивая через ступени, ниже и ниже по узким переулкам и вливаемся наконец в большую полноводную реку. Здесь тысячи туристов, суета и бурление: большие магазины, рестораны, столики прямо на середине улицы. Здесь всё совсем не так, как наверху. Здесь безликий туристический город, такой же как сотни других, здесь говорят на всех языках сразу, продают суши и итальянскую пиццу, арабы торгуют палками для селфи, а китайцы сувенирами. К нам подбежал непонятной национальности маленький паренёк и шепнул: "Марихуана". Мы не останавливаемся.

Роза смеется:

- Они здесь впаривают туристам орегано вместо марихуаны.

Я ничего не отвечаю, я ничему не удивляюсь.

И вот площадь, а на ней конь, а на коне человек, они оба белые, из мрамора. Я вижу рядом стоит Лаура.

- Лаура! - кричу я через всю площадь.

От моего крика разлетаются голуби.

Наконец-то мы встретились.

Мы обнялись поцеловались. Лаура теперь по русской традиции целует меня трижды. Мы скорее делаем это в шутку, не всерьез. Ну, ещё и потому, что нам приятно целовать друг друга.

- А где Роза? Я хочу тебя познакомить с Розой.

Но Розы рядом не было. Она так и осталась стоять на краю площади. Я взяла Лауру за руку и повела её знакомиться.

- Мне очень приятно, - ответила Роза, когда они пожали друг другу руки, - но я хотела только довести тебя до площади, а дальше я не буду вам мешать. Завтра утром, если хотите, приходите завтракать в мой бар.

И опять это странное забытое чувство удивления: она пошла со мной только, чтобы проводить меня, чтобы я не заблудилась. А я ещё грешным делом думала, как бы от неё избавиться.

- До завтра Роза.

- До завтра.

А дальше начались традиционные прогулки с итальянцами. Именно с итальянцами, потому что они всегда находят своих соотечественников. Стоит встретить одного, и уже через час вы как цыганская гитара обрастаете шумной толпой.

Лаура уже созвонилась со своей кузиной, которая живёт в Лиссабоне, а та пригласила итальянских друзей, которые случайно именно в это время оказались в городе. Через час мы сидели в рыбном ресторане, нас было восемь человек, и мы пили итальянское вино. Обязательно итальянское! С него начинаются все обеды и даже завтраки. Потом можно пить и пиво, и портвейн, и даже русскую водку. Но первая бутылка - самая главная - она открывается с благоговейным восторгом, с причмокиванием, со священным ритуалом дегустации, и она обязательно должна быть из Италии.

Я давно дружу с итальянцами и поняла, что больших шовинистов в мире не существует, особенно, пока они трезвые. Нигде в мире нет ни такого вина, ни такой рыбы, ни, самое главное, такой пасты, как в Италии. Я с ними соглашаюсь, но только отчасти и только, пока трезвая.

Итальянцы очень похожи на русских или русские похожи на итальянцев (это, если учитывать исторический контекст). Не зря нас всегда так тянуло на цветущую гостеприимную итальянскую землю. В них жизнь, со всеми её радостями и трагедиями, условностями быта и традиций, удивительно сочетается с невероятно лёгким отношением к этой самой жизни.

С одной стороны они потомки тех, кто придумал правила, по которым теперь живёт весь мир. С другой стороны, они также как и мы ставят машины в два ряда на парковке, загораживая выезд друг другу, записывают имущество на своего дядю инвалида, чтобы не платить налоги и перелезают через забор на платный пляж.

Дружить с ними оказалось даже проще, чем со многими моими русскими однокурсниками и коллегами. Самое главное правило - не врать и не пытаться выдавить из себя что-то искусственное, то, чем ты не являешься на самом деле.

В первый вечер в Лиссабоне все быстро устали, и мы разошлись рано. Ужин был шикарный - пять видов рыбы на гриле, рыбный суп, рыбный салат - Португалия истинно рыбное место. Но подняться с этим грузом на холм стоило мне огромных трудов. Наградой был полный огней город у моих ног, горячий душ и крепкий сон без моих обычных ночных кошмаров.

Следующим утром я проснулась рано, по местному времени было только восемь часов.

Я решила для зарядки сделать небольшую прогулку и вышла на улицу. Пройдя мимо закрытого бара Розы, я начала спускаться по противоположному склону холма. Улица повела меня, нарушая все законы логики и физики всё время вправо, закручиваясь как спираль.

Я дала себе установку ничего не есть до полудня, но вокруг начали открываться многочисленные кафе: одни с чудесными похожими на игрушки пирожными, рядом другие - с огромными, размером с целый обеденный стол, пирогами. Но меня больше всего манили маленькие румяные булочки, они были со сладкой начинкой, с мясной и даже с рыбной. Запахи витали по улице такие, что можно было упасть в обморок, и я не удержалась и всё-таки зашла в кафе.

Кофе был великолепен. Итальянцы конечно бы сказали, что он совсем не такой как в Италии, ну и пусть. А ещё был потрясающий пирожок с курицей и овечьим сыром и маленький марципановый шарик.

Как же я радовалась потом, что всё-таки дала слабину и устроила себе этот завтрак.

Я уже давно заметила, что самые лучшие запоминающиеся на всю жизнь моменты случаются совсем не тогда, когда ты их планируешь. Они возникают внезапно, иногда совсем не к месту, точно судьба, долгое время копившая что-то настоящее и красивое, в одну непредсказанную минуту выплёскивает тайну жизни, как прорвавшийся гейзер, и проходят потом многие дни, даже годы, а в вашей памяти остаётся не дорогое вино в шикарном ресторане, не золото дворцов и мрамор музеев, а марципановый шарик размерами чуть больше наперстка, съеденный за маленьким столиком у окна солнечным утром в Лиссабоне накануне шторма.

Выйдя из кафе, я в растерянности обнаружила, что забыла, с какой стороны пришла сюда. Для этого города было неудивительно заблудиться, даже не сходя с места.

Я сделала пару шагов и заглянул за угол. Невероятно - там была большая площадь с фонтаном посередине, вся заполненная людьми. Так странно, всего лишь начало десятого, а тут играла музыка, повсюду стояли прилавки, даже на земле лежали какие-то товары. Это был блошиный рынок. Старые чайники, серебряные ложки, виниловые пластинки, подушки, вышитые чьей-то бабушкой - жизнь и быт простых португальцев, бережно сохранённая и выставленная с гордостью напоказ.

За прилавками сидели пожилые дамы с буклями на голове и накрашенными губами, они горделиво ощупывали взглядом, каждого, кто подходил к прилавку, оценивая, достоин ли этот человек прикоснуться к их коллекции.

На самом же деле, продавцы были весьма доброжелательны, смотреть и трогать можно было всё. А какое это наслаждение - брать в руки покрытые временем и опытом вещи!

Я остановилась около большой коробки с чёрно-белыми фотографиями. Каждая стоила пятьдесят центов. В коробке их были сотни – фотокарточки разных времён, маленькие и большие, портретные и групповые. Я впервые видела такое, чтобы продавали чужие фотографии. "Теперь их продают в качестве декора", - подумала я, и меня посетило чувство неловкости, когда я начала их разглядывать. "Это не совсем честно, ведь они делали эти фотографии для своего семейного альбома, а не для того, чтобы их наклеили на стены в каком-нибудь баре".

Я вглядывалась в лица взрослых и детей, и моя неловкость сменилась грустью. "Эти дети сейчас, наверное, уже старики, а эти знатные дамы в шляпках с вуалью, они уже давно умерли. Чугунные утюги и подсвечники целёхоньки и продаются по тридцать евро, а человеческая жизнь закончилась и уже ничего не стоит. Пятьдесят центов за фотографию..."

Вдруг меня начала тормошить за локоть хозяйка, она обращалась ко мне с возбуждением. Я, видимо, сделала что-то не так - на мгновение мне так показалось. Но женщина указывала рукой на небо. Я подняла глаза и увидела тяжёлую низкую тучу, и тут же мне на лицо упала большая капля дождя. Женщина схватила коробку с фотографиями и бегом побежала с ней в соседнюю открытую дверь какого-то дома.

Подул сильный ветер, весь базар засуетился, загудел как потревоженное осиное гнездо. Продавцы, расстроенные внезапным завершением торговли, сворачивали свои прилавки, в некоторых местах в буквальном смысле просто поднимали тряпку, на которой лежал товар, связывая всё добро в большой узел.

Пока я хлопала глазами, упустила минуты для бегства. Хлынул ливень.

Говорят, что в экстренных ситуациях, как бы люди не готовились к ним, они не всегда принимают правильные решения. Так и я, вместо того, чтобы побежать наверх в свою гостиницу, со всей суетливой толпой побежала вниз в центр. Меня увлекло стадное чувство и потоки воды, моментально образовавшие целые водопады.

Но уже на третьем или четвёртом повороте я поняла, что бегу одна, все куда-то попрятались. А куда мне было деваться?

И вдруг я увидела Тежу. Я застыла на месте, забыла про жуткий холод и прошивающие меня насквозь капли дождя. На изгибе улицы была смотровая площадка, а перед ней внизу огромная, потерявшая в тумане противоположный берег серая вскипающая река Тежу.

Ветер гнал с океана воду, преградив ей путь. Даже издалека казалось, что река поднимается вверх. Сейчас она выйдет из берегов и поползёт по камням. Она может. Она много раз в истории делала это. На ней плясали и просили свободы огромные волны. "Вот они - байладейрас - те самые балерины, о которых говорят местные." Пугающее завораживающее зрелище.

Висячий мост, тот который отделяет реку от океана, огромный и красивый, похожий на мост Золотые Ворота, прямо на моих глазах исчезал, и было непонятно, смывает его дождь, или его поглощает река. Всё стало серым.

Остаток дня, хотя этот день скорее походил на ночь, я провела в своём номере. Я ужасно замёрзла, добираясь пешком от смотровой площадки, и только к вечеру отогрелась и смогла вылезти из-под одеяла.

Дождь продолжался. Лаура сидела в гостях у своей кузины и звала меня пить портвейн. Когда сообщения от них стали приходить с периодичностью в тридцать секунд, я поняла, что они уже достаточно пьяны, и мне не отвертеться. Я попросила у портье зонтик, идти надо было не больше десяти минут, Клелия жила на том же холме, что и я.

Дамы встретили меня на большом балконе выходящем в сад. Здесь совсем не было ветра, только слышался звон капель, падающих на железную крышу. Они почти допили бутылку портвейна.

- Мы тебе оставили совсем чуть-чуть, чтоб ты попробовала и сравнила. Это белый и сухой, а сейчас мы откроем красный и сладкий.

Португальский порто... Удивительно, но находятся люди, которые прилетают в Португалию и на предложение попробовать портвейн брезгливо морщась, отвечают, что это босяцкий напиток, не заслуживающий внимания гурмана. Таких людей, я считаю, надо сразу же сажать на самолёт и отправлять обратно, чаще всего в Россию, потому что именно в России сложилось превратное отношение к портвейну. Но бог с ними.

Я же поняла, что порто - это такой удивительный напиток, которому всегда найдётся время и место - днём, когда жарко, и вы сидите в тенистом саду и едите манговый щербет, таким прохладным дождливым вечером, как на балконе у Клелии, когда из закусок только сыр и оливки, в конце сытного ужина в ресторане при свечах, ночью за барной стойкой на дискотеке, и даже утром - один глоток с горячим чаем, только чтобы прийти в себя после бурной ночи.

Сладкий порто - это ещё и десерт. У него мягкая обволакивающая текстура и такой же мягкий аромат. Кажется, что вы пьете нектар, он стекает в горло и начинает согревать вас изнутри. Это похоже на магию. Подобное рисуют в детских мультфильмах, когда герой выпивает целебный напиток, и у него внутри появляется свечение, сначала небольшое, но потом оно растёт и вырывается яркими лучами наружу. Вот и сейчас, сидя на балконе, я сделала два глотка, и мне стало казаться, что внутри меня загорелся огонь, он приподнял меня над креслом, затрепетал внутри, и потом вдруг разразился ярким сиянием. Этим светом озарило листву в саду, дождевые капли, цветы бегонии в керамических горшках. Лаура и Клелия тоже увидели этот свет. Они одобрительно заулыбались, глядя на меня, и с пониманием закивали головами.

Мы так и просидели весь вечер в тишине, перебрасываясь только редкими фразами. Мы слушали шуршание дождя и смотрели в темноту сада. Глоток - и вот опять вспыхивает магический свет. Мы смотрим друг на друга и улыбаемся.

Ближе к полуночи Лаура посадила меня на такси, сама она осталась ночевать у Клелии. Мне они тоже предлагали остаться, но я побоялась, что одной бутылкой сладкого вечер не закончится, и завтрашний день будет потерян, а этого никак нельзя было допустить, ведь завтра мы решили поехать к океану.

Такси за минуту довезло меня до гостиницы, и я заплатила два евро. Дождь прекратился. Было очень тихо, дома и мостовая блестели в свете фонарей. Фонарей, надо сказать, не так много в этой части города. Они прикручены прямо к домам на чугунные кронштейны, на каждом из которых отлит герб Лиссабона - лодка с сидящими по краям воронами. Воронов я в городе так и не видела, но по легенде они сохранили тело святого Винсента от поедания животными и уплыли на лодке с ним в океан. Зачем воронам тело святого, осталось неясным, дело мутное, но герб города с лодкой и воронами можно найти на барельефах зданий, на чугунных оградах, и на мостовой он выложены из брусчатки на широких улицах.

Я была уверена, что бар Розы давно закрыт, но почему-то прошла мимо входа в свою гостиницу и повернула за угол. Здесь начиналось короткая улица, на повороте которой был бар. Я только шагнула сюда и сразу же увидела тоненькую фигурку Розы в свете окна. Она была далеко от меня, но я её сразу узнала, к тому же все остальные окна на улице были тёмные.

Роза стояла около барной стойки спиной к окну. На улице было сыро и мрачно, а внутри горел неяркий жёлтый свет, и казалось там очень тепло.

Я подошла ближе и стала смотреть на неё через стекло. Роза склонила голову, по-видимому, она что-то читала. На ней было лёгкое платье на бретелях, и я видела ее голую спину, выступающую цепь позвонков на худом теле, белую сияющую кожу и чёрные волосы, упавшие вперёд на лицо. В баре никого, кроме неё не было.

И вдруг она подняла голову, точно услышала какой-то звук, сначала посмотрела перед собой, а потом резко повернулась и увидела меня. Я даже вздрогнула.

Мы стояли по разные стороны стекла и просто смотрели друг на друга, и улыбались.

Дверь в бар была открыта, я зашла внутрь.

- Что ты здесь делаешь, - заговорила я первая, - так поздно?

- Жду тебя. Я так и знала, что ты придёшь, когда закончится дождь.

- Как ты можешь быть такой? - я подошла совсем близко к ней.

- Какой? - Роза смотрела, не моргая, мне прямо в глаза. Она была на голову ниже меня, но сейчас я разглядела - глаза у неё были чайного цвета, почти янтарные, как и весь свет в баре, как свет фонарей на улице.

- Такой искренней. Так нельзя. Нельзя говорить людям о том, что ты их ждёшь, нуждаешься в них, - я говорила это и улыбалась, хотя, понимала, что слова, которые я поначалу хотела сказать как шутку, получались очень серьёзными, - надо лукавить, хитрить. Так все делают. Я, например, сейчас пришла сюда просто, чтобы убедиться, что бар закрыт - для очистки совести, так сказать. Я же обещала сегодня зайти к тебе, но не зашла. А завтра в своё оправдание я могла бы сказать, что приходила к дверям твоего бара, но было уже поздно и бар был закрыт. Понимаешь?

- Нет, - она пожала плечами, - ты не хотела меня видеть?

- Хотела, что ты! Это же я так, не всерьёз, - тут я замялась, потому что мои оправдания начали походить на ужасную глупость. Роза смотрел на меня без улыбки и совершенно спокойно, что немного пугало.

- Всё-таки мне неловко, - опять заговорила я, - что ты так долго ждала меня. Сегодня, наверное, было мало посетителей.

- Да, сегодня почти никого не было, - сказал Роза, садясь на высокий барный стул, - но это не страшно, - она положила руку на книгу, лежавшую на барной стойке и погладила её как котёнка. - Всё же лучше так, чем сидеть дома. Я читала, смотрела в окно на дождь.

- Что ты читаешь?

Я почему-то подумала, что она ответит "мангу", как любой представитель современной молодёжи.

Но Роза ответила:

- Чехова.

- Чехова? - переспросила я как-то слишком громко, не сумев скрыть своего удивления.

- Да, пьесу. Я тебе говорила, что играю в театре? В любительском.

- Нет, не говорила.

- Ну, так вот, я играю в театре, и сейчас мы ставим "Дядю Ваню".

- Ты будешь играть Соню?

- Да. Откуда ты знаешь? - Роза удивленно захлопала глазами и даже слегка обернулась назад, словно пытаясь найти моих тайных подсказчиков. - Я что, выгляжу такой же несчастной, как она?

- Подожди, подожди. Почему несчастной, почему такой же?

- У ваших русских писателей все очень несчастные, - Роза вздохнул так грустно и так искренне, что не было никаких сомнений, она очень переживает и за всех русских писателей, и за всех их непутевых героев, одним из которых стала, почему-то, она сама.

- Но я действительно также несчастна как и Соня, - продолжила Роза всё с той же грустью. Она немножко помолчала и добавила, - из-за безответной любви.

- Надо же, - я почему-то заулыбалась. Наверное, это выглядело не очень любезно, но мне весь этот разговор казался таким милым, а искренность Розы такой трогательной, что я не могла удержаться от восторга.

- Расскажи мне, - я наклонилась и взяла её за руку, - ты прости, я уже давно позабыла о подобных чувствах и эмоциях. Мне очень приятно слушать тебя, поэтому я улыбаюсь. Расскажи.

- Нечего тут рассказывать. Обычная история. Это парень из нашего театрального кружка, мы знакомы давно. Как-то раз я пригласила его на кофе, он согласился, потом я пригласила его в кино, он тоже согласился. А в феврале у нас был фестиваль уличной музыки, и мы ходили туда вместе. Как-то после репетиции он пригласил меня к себе домой, и там мы пили вино. А потом он меня поцеловал и спросил: "Ты чувствуешь что-нибудь?" Я ответила: "Да, чувствую". А он сказал: "А я ничего не чувствую".

Я какое-то время ждала и молчала, но Роза больше ничего не говорила.

- И всё? У вас не было секса?

- Нет.

Я опять улыбнулась.

- Слушай, так он крутой парень.

- Ты имеешь ввиду холодный?

- Нет. Cool в смысле крутой. В смысле благородный, или как там у парней это называется.

Роза все ещё не понимала, о чем я говорю, она молчала и мгновение всматривалась, точно ищя ответа, сначала в один мой глаз, потом в другой.

- Мне очень жаль, - наконец произнесла я совсем серьёзно, - но он же ни в чем не виноват. Так бывает в жизни.

- Да. Я знаю. Я его ни в чем не виню. Но мне обидно, что меня никто не любит.

Я смотрела на Розу, на её худенькие упавшие плечи, на грустные, но при этом такие светлые сияющие глаза, и мне хотелось обнять её, крепко-крепко прижать к себе, погладить по голове, сказать что это такая глупость, детская наивность - все эти поиски чужой любви - но я знала, что ей сейчас не будут понятны ни эти слова, ни мои объятия. "Почему люди никогда не слушают чужих советов", - эта мысль промелькнула у меня в голове. "Почему нам надо всегда самим приходить свой путь"...

- А ты знаешь, - сказала я вслух, - это так прекрасно, что ты полна своими чувствами, полна жизни и ищешь любовь. Ты очень красивая, умная, чудесная. Тебя любят и будут любить, ещё как будут! Ты даже устанешь от этого. Но когда-нибудь ты поймёшь, что гораздо ценнее и так необходимо любить самой.

- Как же можно не любить? - голос её дрожал, казалось, она сейчас заплачет, - никого не любить, это значит умереть.

- Да, Роза, только почти всегда это случается ещё при жизни.

- Со мной такого никогда не будет.

 

Утро было похоже на тёплую молочную ванну. Наполненный влагой воздух, стены, камни, магазинные вывески, всё, что вчера утонуло и пропало без вести, сегодня нагревалось прорвавшимся сквозь облака солнцем и начинало парить.

К полудню город окончательно подсох заморгал, заблестел окошками. В это время я была уже на железнодорожной станции Кайш ду Содре, той, что недалеко от площади с конём, весьма удобно расположенной в самом центре города.

Сам вокзал больше походил на часть улицы закрытой навесом: та же брусчатка под ногами, скамейки и даже пожилой мужчина, гуляющий с собакой и сигаретой в зубах. Надо сказать, что в Лиссабоне курят много и везде, иногда в самых неожиданных местах, как здесь на вокзале. Но это ни у кого не вызывает раздражения. Здесь вообще никто никого не раздражает, даже когда люди делают странные вещи. Здесь не принято делать замечания, показывать пальцем, пялиться, возмущаться и обижаться на жизнь.

Собачка присела и наложила кучу прямо в центре вокзала, где с крыши спускается информационное табло. Дедушка, не вынимая изо рта сигарету, достал из кармана пиджака пакетик, убрал за собачкой её сюрприз, и они пошли, никем, кроме меня, незамеченные, далее гулять (зачем-то по вокзалу) в спокойствии и гармонии.

Лаура ждала меня около касс. Я обрадовалась, увидев её одну без кузины и ещё, бог знает, кого другого.

- Клелия осталась дома, у неё болит голова, - сообщила Лаура и хитро улыбнулась.

- Жаль.

- А мне нет, - сказала Лаура, - Она занудная и мне надоела.

Лаура бывала жёсткой, иногда даже грубой в своих суждениях, но мне это нравилось. Я знала, что она может изящно справляться с ролью великосветской журналистки, брать интервью у президентов и министров, что она и делала неоднократно, может говорить на трёх иностранных языках, в том числе и на русском. Но мне больше нравилось разговаривать с ней на английском, мы решили что так будет честно, а из русского и итальянского языка брать ненормативную лексику и разные, не имеющие аналогов словечки.

- Если вы до утра сидели на балконе и пили портвейн, то ничего удивительного, что Клелия показалась тебе занудной.

Лаура щурилась, было понятно, что она тоже не очень хорошо себя чувствует после долгой ночи, но она бодрилась и не позволяла себе жаловаться.

- Мы сейчас сядем в поезд, и ты можешь поспать полчаса. Два билета до Кашкайш и обратно, пожалуйста. Обригада!

Улица-вокзал упиралась в железнодорожные пути. Вдоль платформ стояли старенькие составы из четырёх вагонов.

- Электричка, - сказала Лаура по-русски.

- Да. Только железная дорога здесь пахнет совсем по-другому.

А чем она пахнет в России?

- Креозотом.

Лаура опять начала щуриться или морщиться, было непонятно, её слепило солнце, или же она пыталась вспомнить запах русской железной дороги.

- А что такое креозот?

- Парфюм такой, с запахом путешествий, школьных каникул и самых искренних надежд.

Все поезда шли до Кашкайш. Мы нашли тот, который отправлялся раньше остальных и плюхнулись на мягкие сидения. Лаура сразу же положила голову мне на плечо и закрыла глаза.

- Тебе плохо?

- Нет. Мне хорошо, - отвечала она, не открывая глаз. - Я люблю, когда моя голова перестаёт соображать - меньше всяких надоедливых мыслей, меньше тревог.

Я молчала.

Поезд медленно выезжал за границы города. Он шёл все время вдоль берега. Сначала это была река, потом она начала расширяться, менять цвет, терять течение и, наконец, превратилась в океан.

- Я думала, что хотя бы пьяная могу спать нормально. Нет же.

- Опять бессонница?

- Я чем-то больна.

- Ты больна жизнью, Лаура.

- Это смертельно?

- Да. И очень болезненно.

Бедные кварталы, маленькие поселения, здесь пропал лоск и размах столицы, районы, которые мы проезжали, выглядели очень грязными и бедными. Поезд делал остановки каждые пять минут. Лаура дремала у меня на плече. Я смотрела в окно и в просветах между домами видела его. День был облачный, кое-где даже появлялись тёмные грозовые тучи, но они быстро растворялись, превращаясь в птиц, падающих в тёмно-серые воды.

- Мне кажется, я разучилась радоваться, - я подумала, что Лаура разговаривает во сне, но она не спала, - Как мы были просты и радостны в юности. Я бы, наверное, с ума сошла от счастья, если бы вот так поехала в Лиссабон с подругами, когда мне было 20 лет, - поезд тем временем подъезжал к конечной станции, - я так ждала эту нашу поездку... - она замолчала.

Я понимала, о чем она говорит и знала, что последнее время её мучили депрессии, но обсуждать это снова и снова было вредным занятием.

- Мы приехали, вставай! - Я посмотрела в окно: бетонная платформа, маленькая будка билетной кассы, - Полустанок, - сказала я по-русски и направилась к выходу.

- Это что значит, половина станции? – крикнула мне вслед Лаура.

- Piccola stazione!

Она наконец-то рассмеялась и пошла за мной.

Кашкайш оказался удивительно милым местечком - таким маленьким и аккуратным, как детский городок из парка аттракционов. По его окраинам стояли богатые старые особняки, окружённые цветущими садами - каждый как маленький дворец. А в центре белые домишки теснились вокруг главной площади и костёла. Мы прошли мимо магазина сыров, откуда вырывался цепкий запах овечьего сыра. Он бежал за нами по улице, но только до поворота, где его сменил аромат кофе из маленькой кофейни.

Центральная площадь с костёлом, и апельсиновыми деревьями вокруг него, выходила прямо к океану.

Мы сняли обувь и босиком пошли по песку.

Людей было мало, на пляже только в одном месте сидела семейная пара с детьми. Дети играли с волнами, не давая им поймать себя за босые ноги.

Мы опустились на песок, утопили в нём свои ладони.

Дети, это были два мальчика лет пяти, похоже, близнецы, так заливисто смеялась, что мы невольно тоже начали улыбаться.

- А наши дети уже совсем взрослые, - сказала я.

- А сейчас ты скажешь, что время летит очень быстро, - сказала Лаура.

- Да, время летит очень быстро, и с каждым годом всё быстрее и быстрее.

- Говорят, что это психическое расстройство – нарушение осознания времени, - сказала Лаура равнодушно.

Песок был тёплый, я набрала его в руку, подняла ладонь Лауры, открыла ее и начала сыпать песок из своей руки в её.

- Смотри, сколько кристаллов. Все эти сокровища - твои.

- Странно, что сюда не попал ни один сигаретный окурок, - усмехнулась она.

- Всё с тобой ясно, - я поднялась, отряхнула руки и, не объясняя ничего, пошла в сторону площади. Лаура обернулась, посмотрела мне вслед, но осталась сидеть на том же месте. Она, кажется, поняла, что я хочу сделать.

Всё также босиком я пересекла площадь и зашла в маленький магазинчик, где за прилавком стояла очень красивая темнокожая девушка. Я взяла две бутылки пива, заплатила и пошла обратно.

- Когда ты ушла, я задалась только одним вопросом – пиво или вино.

- А вдруг я бы села на поезд и уехала? - спросила я, опускаясь обратно.

- Ты знаешь, это, наверное, ужасно, но я бы не очень огорчилась, - она посмотрел на меня и улыбнулась, - нет, это не потому, что мне плевать на тебя...

- Ну, спасибо.

- Просто я уже давно ничему не удивляюсь. Самые грустные и тягостные вещи мне кажутся обыденными, - она говорила, а я смотрела в её глаза и видел, как в них отражается небо, я даже видела, как облака двигаются там, внутри её зрачка.

- Но хоть чуть-чуть ты бы расстроилась, если бы я уехала?

- Если только совсем чуть-чуть, - ответила Лаура и засмеялась.

- Тебе было бы полезно поближе познакомиться с Розой.

- Розой? А кто это?

- Видишь, ты даже её не помнишь. А ведь это ты, только двадцать лет назад.  

 

За то недолгое время, пока мы сидели на пляже, волны стали больше.

- Ещё немного, и они нас смоют, сказала Лаура, - начинается прилив. Действительно, подул сильный холодный ветер с океана. Родители забрали мальчиков и пошли в город.

- Пусть смывают. Смотри, какие они голодные, - Я подняла руку и показала на большую волну, которая разбегалась издалека, расправляясь как проснувшееся животное. Потом волна открыла рот и показала тысячи белых зубов, глотка её была тёмная и бездонная, она зевнула и захлопнула пасть с шумом и брызгами.

- Жаль, здесь нет других русских туристов, кроме меня. Они бы обязательно полезли купаться, а я с ними.

- Ты серьёзно? Вода всего лишь пятнадцать градусов, - Лаура посмотрела на меня с недоумением, - Нет, пожалуйста. С русскими туристами купайся, но не со мной. Я не хочу попадать в хронику происшествий.

- Идём, хотя бы ноги опустим в океан, - я стала закатывать джинсы.

Лаура пожала плечами, но сделала то же самое.

Поднявшись, мы , подошли к тому месту, где только что закончила свой бег предыдущая волна, здесь песок был уже холодным. Ещё мгновение и наши ноги окатило водой.

- Я стою только по щиколотку, а мне уже страшно. - Лаура попятилась назад, сопротивляясь силе волны, которая уходя в океан, тащила нас за собой, - В море такого нет.

Волны продолжали биться, казалось, всё ближе и ближе, от их ударов дрожала земля.

- Сфотографируй меня! - закричала Лаура. - Сфотографируй меня прямо сейчас! Пожалуйста! - она смотрела куда-то вдаль, - я сейчас, кажется, счастлива. Я хочу фотографию этого мгновения!

Где-то далеко над океаном всего на несколько секунд порвалось небо, и в этой дыре появилось солнце. Оно выстрелило лучом в воду, и вдруг в том месте, куда попал солнечный луч, вода из мрачной тёмно-серой превратилась в голубую, прозрачную. Это яркое пятно засверкало на тёмном фоне как огромный драгоценный камень.

Люди, гуляющие по променаду останавливались и тоже доставали свои телефоны. Они фотографировали океан и, наверное, в тот момент как и мы были счастливы.

Одна пожилая дама, одетая во всё голубое, подняла фотоаппарат с большим объективом, сняла неспешно с него крышку, навела на нас с Лаурой и сделала несколько снимков.

Александра Кириллова